TOP
Одновременно со стремлением привлечь Пруссию и Россию в качестве союзников, Штадион также сблизился с Британией. Однако как и в случае с двумя главными сухопутными державами, усилия австрийцев в отношении величайшей морской державы того времени характеризовались неоправданно завышенными ожиданиями и в результате закончились разочарованием.
Официальные отношения между Веной и Лондоном были прерваны в январе 1808 по настоянию Наполеона, однако оба бывших соратника по коалиции поддерживали не-регулярный контакт посредством нескольких неофициальных и секретных каналов связи. Обе стороны извлекали из этого общения некоторые выгоды. Для Британии Габсбургская Империя была важнейшим союзником в центральной Европе, континентальной держа-вой, способной выставить большую армию, чтобы отвлечь внимание и батальоны Наполеона от нарастающей борьбы в Испании. Как говорил секретарь иностранных дел Джордж Кэннинг в Палате Общин в июне: «Любая нация в Европе, которая, полная решимости, выступает против державы, являющейся общим врагом для всех наций… сразу же становится нашим главным союзником». «Огонь сопротивления», надеялся он, будет и далее распространяться на юге от Испании до Италии, а оттуда, возможно, и до Австрии. С другой стороны, Австрия желала от Британии двух действий в предстоящей войне: значительных субсидий, чтобы поправить свое хронически шаткое финансовое положение, и крупной военной диверсии в северной Германии, чтобы отвлечь французов и спровоцировать восстание. Кроме того, Вена планировала просить британской поддержки в Италии и надеялась, что Лондон вновь разожжет русско-шведский и русско-турецкий конфликты, чтобы оттянуть царские войска подальше от земель Габсбургов.
Несмотря на то, что оба правительства имели выгоду, сообщению между двумя столицами серьезно мешали расстояния и чрезвычайная осторожность перед лицом жест-кого надзора со стороны французов. Более того, обе стороны настороженно относились друг к другу. Лондон не горел желанием тратить свою казну на сомнительные проекты и еще более ревностно относился к использованию своей малочисленной и уже растянутой на большом расстоянии армии. Что касается Вены, то Штадион не хотел обращаться с просьбой к Британии до тех пор, пока не заручится поддержкой своей военной политики со стороны эрцгерцога Карла. Вследствие этого, хотя Британия еще летом предпринимала осторожные попытки сближения, уже наступил октябрь, когда Штадион, теперь полностью уверенный в том, что Карл более не будет противостоять ему, послал официальный и подробный запрос в Лондон.
Австрийская просьба, датированная 11 октября, прибыв в Лондон 1 декабря 1808, повергла британский кабинет в шок. Это был примечательный документ. В обмен на сосредоточение около 400 000 человек следующей весной, Австрия ожидала, что Британия выделит 2.5 миллиона фунтов единовременно на предвоенную подготовку и дополнительно выдаст 5 миллионов фунтов в течение года. Ответ Лондона был предсказуем. В письме находящемуся в Константинополе Роберту Адеру от 2 декабря Кэннинг не скрывал своих эмоций: «Крайне необходимо уведомить вас, что размер финансовых требований Австрии, указанных в этом письме, переходит все разумные границы». Спустя три недели, в письме от 24 декабря он направил официальный ответ на запрос Штадиона, приветствуя возобновившиеся отношения с австрийским правительством, однако отклонив совершенно нереальную заявку по субсидиям и не дав никаких особых обещаний относительно английской военной поддержки. Штадиону пришлось довольствоваться общим заявлением, что Британия приложит все усилия, чтобы поддержать австрийское предприятие, как только война действительно начнется. Однако, желая избежать очевидного подстрекательства к войне, Кэннинг достаточно ясно указал, что ничто не может быть сделано до тех пор, пока не начнутся реальные военные действия. Эту несговорчивость дополняли очевидный скептицизм Кэннинга относительно искренности Вены и царящее в Лондоне ощущение того, что Австрия нанесла оскорбление королю Георгу III, разорвав отношения в 1808.
В Вене тянулись недели тщетного ожидания ответа от Лондона. Чрезвычайная сложность при обмене конфиденциальной корреспонденцией между двумя предполагаемыми союзниками означала, что даже через месяц после того, как Кэннинг подписал свой обескураживающий ответ, он все еще не дошел до Штадиона. Австрийский министр иностранных дел получил ободряющие новости только на первой неделе января, когда сицилийский делегат в Вене доставил непрямое послание Кэннинга через принца Фабрицио Кастельчикала, представителя Сицилии в Лондоне. Уполномоченный Кэннингом, Кастельчикала писал, что Британия «желает не только возобновить дружественные отношения с Его Величеством Императором, но и оказать всяческую возможную поддержку в случае, если Его Императорское Величество сочтет приемлемым порвать отношения с Францией». Однако это письмо было датировано 1 ноября 1808 и явно было написано еще до того, как запрос Штадиона от 11 октября прибыл в Лондон. В нем не содержалось никаких особых предложений, будь то финансовых или военных, и оно едва ли дало австрийскому министру иностранных дел что-то кроме общего выражения доброй воли и туманного обещания помощи в будущем.
Тем временем письмо Кэннинга от 24 декабря наконец-то дошло до Штадиона 10 марта 1809. Тон и содержание этого «крайне неудовлетворительного» ответа британцев раздосадовали министра иностранных дел и привели его в серьезное замешательство. Ведь именно он утверждал, что начало войны в марте позволит выиграть время для гарантированного получения британских субсидий, и именно он фактически пообещал эти субсидии, не имея ни единого четкого подтверждения, чтобы помочь убедить Карла и остальных в том, что наступательная война вполне осуществима в финансовом отношении. Поэтому в целях сохранения движущей силы своей политики, он утаил подробности ноты Кэннинга и донес до императора и его советников лишь «основной смысл». В результате Австрия вступила в войну, не имея никаких гарантий английских субсидий, чтобы подстраховать свои скудные финансы.
Перспективы британской поддержки в Италии были немногим лучше. Имея 16 000 человек на Сицилии, многочисленный флот в западном Средиземноморье и значительное политическое влияние при дворах Сицилии и Сардинии, Британия была способна сыграть важную роль на Итальянском полуострове и в окружающем его регионе. И действительно, в декабре 1808 командующий британской армией на Сицилии, генерал-майор сэр Джон Стюарт, так же как и Кэннинг, использовал непрямые сицилийские каналы связи, чтобы дать понять, что у него есть дискреционные полномочия от Лондона оказать военную помощь Австрии в случае войны. Но снова британские обещания оказались ту-манными, и Штадион преувеличивал их значение в апреле, когда говорил новому австрийскому послу в Британии, князю Людвигу Штарембергу, что «лондонский двор согласился поддержать высадку сицилийских войск в Калабрии». У него было мало веских оснований тешить себя подобной надеждой. Более того, Вена даже не ответила на осторожное послание генерала Стюарта, заставив британского командующего сетовать на «крайнюю потребность хоть в каком-то официальном сообщении».
Не предпринималось никаких попыток и для того, чтобы связаться с местным командующим британским флотом, вице-адмиралом лордом Катбертом Коллингвудом, до того момента, когда война шла уже десять дней. Вследствие этой слабой подготовленности австрийцев, адмиралу было нечего согласовывать, когда он посетил Палермо в середине февраля, а Стюарт был не готов действовать, когда габсбургские батальоны в апреле пересекли границу Королевства Италии.
Кроме того, Австрия направила делегатов к правителям Сицилии и Сардинии только в марте. Оба островных королевства сочувствовали планам австрийцев по восстановлению своих материковых владений, однако ни одно из них не могло действовать без британской поддержки. В частности, Вена ожидала существенной помощи от сицилийского двора, однако австрийский делегат в Сицилии, обер-лейтенант граф Виктор Салье де Ла Тур, по-видимому, был сильно дезинформирован относительно положения дел в этом островном королевстве, когда прибыл туда 26 марта.
Подтверждая неосведомленность Вены, де Ла Тур полагал, что британские войска представляют собой лишь вспомогательный отряд всего из 5000 человек под сицилийским командованием, и поэтому ожидал более эффективной помощи скорее от слабых армий Сицилии и Сардинии, нежели от значительных сил Великобритании в Средиземном Море. Также странно, что де Ла Тур ничего не знал о декабрьском предложении Стюарта о поддержке австрийских операций в Италии. Стюарт вскоре узнал о миссии де Ла Тура и послал к нему двух людей, однако прошло две недели, прежде чем они встретились. В любом случае, в отсутствии четких указаний из Лондона, нерешительный и осторожный Стюарт не стал бы пользоваться своими дискреционными полномочиями, чтобы удовлетворить срочное ходатайство австрийцев: «Любая диверсия имеет ценность; время не терпит; и это последнее слово». Однако даже прямые приказы Стюарту мало что дали бы Австрии на начальных фазах конфликта: несмотря на то, что Вена хотела провести диверсию в южной Италии совместно с броском через Альпы, де Ла Тур прибыл в сицилийскую столицу слишком поздно, чтобы согласовать англо-сицилийские операции для поддержки начала наступления Иоганна.
Неуверенные контакты Вены с другим британским союзником в Средиземноморье, раздробленным движением сопротивления в Испании, оказались столь же непродуктивными. Не то чтобы Штадион пренебрегал Испанией во время своего поиска союзников, однако он, очевидно, имел реалистичное суждение об ограниченных возможностях дипломатических связей с различными испанскими подпольными группировками. Вместо этого он следил за военными действиями и надеялся добиться наибольших усилий в Иберии со стороны Британии и Испании, чтобы непрерывными боями сковать наполеоновские армии как можно дальше от австрийских границ. Поэтому в декабре 1808 он направил в Испанию армейского офицера, майора барона Жана Батиста де Кроссара, чтобы передать главной подпольной группировке общие заверения в поддержке со стороны Австрии и собрать сведения о намерениях испанцев. Однако Кроссар вскоре погряз в паутине бесцельных интриг, которые предпринимались лишь для того, чтобы принизить значимость дипломатического представителя Габсбургов. Вследствие этого, его миссия не принесла никаких результатов. Царящая в Испании неразбериха в сочетании со сложностями сообщения в районе Средиземноморья делала возможность крупного успеха весьма маловероятной, и Штадион, по-видимому, не возлагал больших надежд на значительную поддержку со стороны этой четверти континента. Однако в целом, политический подход Австрии к Средиземноморскому театру характеризовался неосведомленностью, самоуверенностью и слишком большим опозданием, чтобы повлиять на обстановку на ранних этапах войны.
Из книги Дж. Гилла "1809: Гром над Дунаем..." в переводе Сергея Солодухина, spost. Материал тг канала С. Галеева «Наполеон Бонапарт». Подписаться: https://t.me/NapoleonBonapart_publicTG