Ботнический залив. В южной его части, где он впадает в Балтийское море, лежат Аландские острова. Это россыпь из тысяч небольших участков суши и скальных рифов посреди Балтийского моря.
Согласно плану генштаба преодолеть данное расстояние по льду войска должны были разделившись. Во главе подразделений поставили военачальников, чьи имена сегодня прекрасно знает вся страна. Отряду во главе с генералом Багратионом предстояло совершить марш-бросок морю и выйти в 100 километрах от Стокгольма. Его путь лежал вдоль Аландских островов, вплоть до самого большого острова – Большого Аланда. И оттуда еще 40 километров по льду. На 300 километров севернее расположилась командная группировка Барклая-де-Толли. Он получил приказ, вместе с отрядом, численностью около 3000 солдат, преодолеть пролив Кваркен – это самое узкое место в Ботническом заливе».
Однако, если на пути следования Багратиона находилось множество островов, на которых солдаты могли перевести дух, то отряду Барклая необходимо было пройти сютню километров по голому льду, где не было ни единого участка суши льду. А значит,что как минимум одну ночь им придется провести посреди заснеженной пустоши. Это даже не авантюра, фактически – самоубийство. Барклай на такой шаг был не готов. Зато был готов подать в отставку.
Михаил Богланович Барклай-де-Толли был потомком шотландской дворянской семьи, мигрировавшей после Английской революции XVII в. в Россию. В отличие от генералов Буксгевдена и Кнорринга, живших в Прибалтике где преобладала немецкая культура, Барклай-де-Толли вырос в Санкт-Петербурге. По сути своей, Михаил Богданович был истинно русским, только с иностранными корнями.
«Идея перехода по льдам Кваркена испугала бы даже самого мужественного и бывалого командира – никто не хотел идти на такой риск. Но министр Аракчеев нашел подход к генералу де-Толли – психологический. Аракчеев сказал Барклаю:
После этих слов генералу назад дороги не было. Так началось Ледяное наступление».
Лед Балтийского моря крайне неустойчив, особенно в самой узкой его части – проливе Кваркен. Морской шторм с легкостью ломал ледовый панцирь. Однако затем куски льда перемешивались волнами и смерзались вновь. Так вырастаю ледяные горные цепи, со своими перевалами и ущельями. Заметенные снегом, они фактически становятся подобием минного поля. Один из участников того перехода так описывает свои впечатления:
До наших дней также дошло описание тех событий российским журналистом Фадеем Булгариным, воевавшим в отряде Барклая-де-Толли. Он писал, что вокруг не было ни единого признака жизни.
Путь был невероятно трудным, времени на отдых не было. Приказ Барклая суров: «На привалах костры не разводить! Шалаши не ставить!». Солдаты обступили генерала с вопросом: «А как же тогда греться, если костров разводить нельзя?». «Можете прыгать», – невозмутимо ответил генерал, деливший с солдатами все тяготы этого тяжелейшего похода».
Хотя каждая минута была на счету, бойцам все же давали передышки. Русские воины, изнуренные до предела, едва волочили ноги. Дорогу бойцам приходилось фактически вырубать в ледяных скалах. Кони скользили и ранили копыта об острые края льдин. Артиллерия сильно задерживала передвижение войск. В конечном счете лошади, тащившие орудия, не выдерживали пути и в итоге пушки и обозы в которых везли припасы пришлось бросить позади.
Фадей Булгарин буквально записывал свои впечатления от той страшной ледяной миссии:
Казалось, перейти Кваркен невозможно. Русские солдаты смертельно устали, а до шведского берега еще было очень далеко. Вечером 8 марта 1809 года, спустя 12 часов с начала перехода, отряд Барклая-де-Толли сделал остановку, чтобы отдохнуть. Разжигать костры нельзя, да и не из чего. Солдаты и офицеры отогревались водкой и салом. Но и это помогло ненадолго. Войскам стало очевидно – здесь они встретят свою смерть.
Барклай-де-Толли понимал, что ночь посреди ледяной пустыни его бойцы не вывезут. Не взирая на катастрофическую усталость бойцов, Михаил Богданович приказал двигаться дальше. И 9 марта около полуночи, русский отряд в абсолютном мраке, вновь выступил по заснеженной пустыне, прямиком в неизвестность.
Переход пролива Кваркен длился, без малого, сутки. Без отдыха, без припасов и лошадей. Оставшиеся километры солдатам пришлось двигаться по целине. Снега выпало выше пояса. Чудом можно считать то, что за это время не произошел шторм, иначе погибли бы все. Генерал де-Толли позднее писал в донесении царю:
На шведский берег наши войска ступили вечером 9 марта 1809 года. Утром 10 числа русские молниеносной атакой взяли Умео – который был одним из крупнейших областных центров Швеции. Так Стокгольм оказался отрезан от стратегически важной крепости.
Это был короткий бой. Шведы попросту не были готовы к атаке – они ее не ждали. Ведь кто мог себе представить, что противник появится из ниоткуда. Шведы даже подумать не могли, что русские или вообще, кто-нибудь может пересечь Кваркен.
Одновременно с Барклаем войска Багратиона достигли побережья Швеции и остановились в сотне километрах от Стокгольма. В столице началась паника, правительство было объято страхом. Однако, вот он – парадокс истории. И в российской столице тоже испугались. Только страх это был совсем другого рода.
Военное руководство во главе с Александром I с ужасом ждало, что весеннее таяние льдов приведет к тому, что наши войска будут отрезаны и останутся чужбине наедине с врагом. Чтобы предотвратить эту ситуацию, из Санкт-Петербурга поступает приказ: «Отступать!».
А виной всему нерешительность и долгие колебания Буксгевдена и Кнорринга. Слишком запоздало войска двинулись в путь – не в разгаре зимы, а уже весной, в марте. И когда войскам Багратиона и Барклай-де-Толли сообщили об отступлении, солдаты, праздновавшие великую победу, были морально раздавлены».
Но в психологической войне поражение потерпел Стокгольм. спустя несколько дней после форсирования русскими Кваркена, в столице Швеции вспыхнул бунт. Народ, истощенный войной, обвинил в свалившихся на него тяготах и военных поражениях, короля. Выход был один – государственный переворот. Гвардейские полки свергли Густава IV Адольфа, а новым королем избрали его дядю, вступившего на престол под именем Карл XIII.
Через 6 дней после перехода и взятия Умео, состоялось первое заседание финского сейма – парламента, открыл который Александр I. И хоть победа над шведами не была одержана, император уже объявил о создании Великого Княжества Финляндского в составе Российской империи. А участники сейма посягнули России на верность. Осенью того же 1809 года был подписан мирный договор со Швецией, по которому Россия получала всю Финляндию уже официально. А этого значит, что накануне грядущего 1812, Россия обеспечила себе безопасность с севера». Журналист Фадей Булгарин не скрывал своего восхищения.
В итоге Русская армия завоевала всю Финляндию, а кроме этого совершила уникальный в истории военного дела подвиг, который до сих пор не смогла повторить ни одна армия мира.