TOP

#

Белая Гильдия 2. Часть 70

  • Резонанс
  • 21.11.2024 01:57

Особая глубина

Мирьям Авадис была уверена, что ее сын ещё младенцем проглотил волшебное зернышко беспокойства. Такое, как в сказке про бобовое зернышко, которое вырастало до небес, стоило только посадить его в землю и полить как следует.

Зернышко проклюнулось, милый? — всякий раз спрашивала она, когда видела на щеке маленького Эмиля нервно подрагивающую мышцу. — Дыши на восемь, на три — паузу и на восемь выдыхай.

Эмиль послушно дышал, и ему даже ненадолго помогало.

В детстве основной причиной его беспокойства были долгие экспедиции родителей, да еще часто повторяющиеся страшные сны. Эмилю снились тесные каменные лабиринты и длиннорукие чёрные твари, преследующие его. Он бежал изо всех сил, но бег во сне получался замедленным. Он слышал за спиной близкое движение, чувствовал скользкие прикосновения, отчего страх сводил грудь и Эмиль кашлял, не просыпаясь. Ему снилось кровавое, злое небо, рождающее лик безобразной рептилии с отростками на голове, а следом воронку гигантского смерча. Смерч рос и рос, он перемалывал и всасывал в себя Березовую оторочку, Сосновую горку, а следом и всю Долину Зеленых Холмов вместе с Домом с Золотым Флюгером — все то, что Эмиль всем сердцем любил. Эмиль смотрел на это будто бы сверху, с горы, и ничего не мог поделать.

Это было так необъяснимо реально и страшно, что Эмиль садился на кровати и дышал "на восемь".

Следом всегда просыпался Эрик. Именно тогда близнецы поняли, что часто видят во сне одно и то же, только с разных ракурсов, или в разных цветах, или с разными подробностями.

Сверкая в ночи полными страха и восторга глазами, Эрик рассказывал о кошмарах, наверняка приукрашивая и присочиняя. А Эмиль отмалчивался, не желая обсуждать неприятное, признаваться в том, что и он до одури боится этих черных многоруких теней, гонящих его вперёд и вперёд по бесконечному лабиринту. Эмиль старался контролировать свой страх, он не преуспевал. Поэтому просто дышал «на восемь» и брался за учебники, флейту, домашнюю работу. Все что угодно, лишь бы отвлечься.

Когда-то, чего он боялся, случилось, известие об обвале в шахтах Роана достигло Долины Зеленых Холмов с опозданием в месяц, достигло не с почтовым дилижансом, а все с тем же товарищем Розентулем и его специальными тематическими альманахами. Там писали о нетипичных подземных толчках, вызвавших обвал породы в западной шахте Роана, где копали не только чёрные, но и официальные историки двух королевств. В этом альманахе были и списки погибших. Тогда Эмилю показалось странным, что у черных собирателей, скрывающих свою личность, нашлись при себе документы с подлинными именами. Он спросил об этом деда, спросил через запертую дверь, потому что с известием о гибели сына дед заперся ото всех и неделю не выходил из комнаты. Дед не стал слушать внука, напротив, принялся крушить в комнате мебель и грязно ругаться на Эмиля и весь род Авадисов, сгубивших его кровинушку… Дед был пьян как животное.

Бабушка увела Эмиля и сказала ему — дай деду выплеснуть гнев. Станешь мужчиной, поймёшь.

Тогда Эмиль еще не был мужчиной, он смог понять только то, что дурацким дыханием «на восемь» не всегда можно спастись. И ещё он понял, что ему больше нечего бояться. Все самое ужасное уже случилось. Это дало временное, стыдное, но ощутимое облегчение.

Страшные сны прекратились. Да и вообще прекратились какие-либо сны. Эрик, который днём упрямо не подавал виду, ночами тихо и исступленно рыдал в подушку. Думал — Эмиль не слышит. Но Эмиль все слышал, он тоже не спал, размышлял над законами мироздания, составлял алгоритмы, упрямо затыкая собственное отчаяние хладнокровной логикой.

В его понимании было очевидно, что родители осознанно ходили по тонкому льду. Если бы не обвал в шахте, мог бы случиться арест и длительное тюремное заключение. Они могли быть ограблены и убиты другими черными собирателями. Все что угодно могло произойти в дальней дороге. Эмиль всякое себе воображал, а случившееся подтвердило его умозаключения. Его не удивляло, что разбитый горем Эрик отбился от рук и творил чудовищные глупости, желая наказать всех за невосполнимую потерю.

Деда Эмиль тоже принимал стоически. Тот после известия о смерти сына пил так, что по дороге из кабака падал в отключке то посреди тракта, то в чужом коровнике, то у колодца. Эмиль в ужасе представлял, что дед упал в этот чертов старый колодец и захлебнулся там один-одинешенек, а наутро Эмиль его нашел и позвал всех. И вся долина, обвязав могучее тело Теодора Травинского веревками тащила его наружу, но так и не смогла вытащить — потому что дед был очень тяжел.

И только за бабушку Эмиль не волновался. Она оставалась единственной его опорой в этом трудном испытании под названием «жизнь». Несгибаемая, она продолжала выполнять свою работу: готовила и убирала, занималась огородом и даже, что было куда тяжелее всех прочих дел, проверяла у Эрика домашние задания, освободив Эмиля от этой удручающей обязанности. Эмиль был ей благодарен. В доме по-прежнему пахло пирожками и мятой. Бабушка говорила с внуками обо всем на свете, в ее историях всегда был хороший конец или хотя бы надежда. Он так полагался на бабушку, что упустил ее. Ее смерть он расценил как предательство. Эмиль снова потерял едва найденною закономерность в логике бытия.

Дыша по привычке «на восемь», и уже не особо надеясь на мамину технику, он раз за разом брал на себя принятие решений, потому что кроме него было некому.

Когда на празднике Урожая он впервые увидел Итту в иттиитском обличье, да еще с приставленным к ее горлу морриганским мечом, он осознал в себе потребность не просто принять очередное взвешенное решение. Внезапный яростный гнев, вспыхнувший в Эмиле подобно промасленным колесам на шестах, к которым поднесли факел, потребовал взять полную власть и полный контроль над обстоятельствами, загнавшими в угол его Итту — существо иной расы — прекрасное в своем особом витке эволюции, способное жить в двух мирах и чувствовать больше любого человека.

Ее испуганный черный взгляд пронзил Эмиля насквозь. Смуглое обнаженное тело сжалось от страха, стараясь занять как можно меньше места, слиться с деревянной стеной амбара. На выставленных в защищающемся жесте руках и на скрещенных ногах сверкала платиновая чешуя — фрагментами, островками, как рисунок, как руны. Сердце Эмиля сжалось, а потом ошпарило гневом, да так, что пришлось применить мамину технику дважды, иначе бы он непременно убил этого подонка в маске обезьяны. Убил, не поморщась.

Глядя вслед Эрлу, увозящему Итту на Бубе из Большого Амбара, Эмиль уже знал, что готов делать все от него зависящее — если надо, дышать, если надо, убивать врагов, и если надо — выходить на контакты с нечистью, если надо — нырять на дно океана. Только бы больше никто ее не обидел.

Эмиль ждал на плоту ровно восемь минут. Палуба чуть поскрипывала, качаясь после иттиного прыжка. По воде бежали круги. Потом они стихли. Эмиль по привычке считал на восемь, но руки уже сами тянули через голову свитер. Следом майку. Эмиль скинул ботинки, расстегнул брюки, снял.

Вода обещала быть ледяной. Так что лучше было прыгать сразу.

Он прыгнул. Легкие свело, комок воздуха встал в груди. Холодная вода. Опять холодная вода. Он вынырнул, хватанул побольше воздуха и нырнул снова. Тело жгло холодом, плыть было трудно. Кругом тина и бурая муть, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Он проплыл наугад, воздух заканчивался, надо было подниматься.

Но тут медленное волнение воды выдало чье-то движение, и в то же мгновение что-то скользкое и очень сильное схватило его поперек груди. Эмиль дернулся. Тщетно. Нечто сковало его как тиски. Он увидел перед своим носом мощную белую руку, почти человеческую, но в два раза толще, с прозрачной кожей, под которой причудливо, как ветви деревьев переплетались синие вены. Толстые перепонки между длинных, с серыми ногтями пальцев. В руке пульсировала большая пупырчатая озерная губка. Держа предплечьем Эмиля на удушающий, вторая рука схватила его пальцами за подбородок, зафиксировала, а первая резко шлепнула губку прямо Эмилю на рот. Губка присосалась к лицу намертво.

Эмиля охватила паника — страх задохнуться и страх перед неизвестным существом, которого он не видел, и которое мертвой хваткой держало его за плечи.

Он заработал руками и ногами, забился, силясь высвободиться. Его стукнули между лопаток, он хватанул носом воду. Еще удар. Вода вырвалась из носа вместе с последними пузырьками воздуха. Сейчас, сейчас он задохнется. Он судорожно замотал головой, разомкнул губы, чтобы сплюнуть мерзкую губку. И… вдохнул кислород. Настоящий, чистый, живительный. Выдохнул носом. Вдохнул снова. Да быть не может… Простая озерная губка работала как автономные жабры…

Когда Эмиль продышался и слегка успокоился, хватка на плечах ослабла, его взяли за руку чуть выше кисти и потянули вперед и вниз — на глубину. Куда? Зачем? Он не понимал.

В бурой озерной тине он видел только могучее плечо, все исчерченное темными венами, да блестящие русалочьи волосы. Это были очень тонкие и длинные рыбки-паразиты, они шевелились и тянулись к Эмилю, норовя дотронуться до его лица.

Раньше ему не доводилось наблюдать русалок так близко. Издалека они казались нежными девами, и уж никак не с торсом, которому даже Борей позавидует. Неужели… Удивиться Эмиль не успел.

Перед ними внезапно появилось дно, поросшие мхом черные камни, коряги, каша бурого ила.

Русал тащил Эмиля прямо в этот ил, за которым подразумевалась каменная твердь дна. Они же ударятся… Влипнут прямо носами в камни…

Эмиль зажмурился. Дернулся.

Хватка русала стала только крепче. И Эмиль почувствовал, что его тело погрузилось в мягкий и ил, окружило его слизистым облаком и отпустило.

Он открыл глаза, проморгался и увидел, что плывет в прозрачной зеленой воде.

Это было озеро внутри озера. Совсем другое.

Здесь сверкали пузырьки воздуха, со дна к поверхности поднимались и покачивались тонкие ниточки водорослей, унизанные листочками всех оттенков зеленого. Между ними, как мышки в траве, юркали маленькие блестящие рыбки и какие-то мелкие ракообразные. Внизу лежал чистый донный песочек, наверху — румянился далекий закат.

Золотые стрелы солнечных лучей врезались сюда по косой, как в лесу летними вечерами они падают сквозь кроны деревьев.

Русал тянул Эмиля вперед и вперед, бережно раздвигая синие водоросли и похожие на канаты упругие стебли кувшинок.

Теперь Эмиль мог рассмотреть его. Лицо русала было одновременно рыбьим — круглые выпученные глаза, тонкие губы, широкий рот; и человеческим — небольшой нос, резкие скулы, мощная челюсть и широкий подбородок. Торс играл крупными, явно выраженными мышцами, а могучий, сверкающий хвост вполне мог бы одним ударом разнести их плавучую баню в щепки.

Все сказки о том, что русалов не бывает, а русалки зачинают от обычных крупных рыб — налимов там или сомов… Все оказалось вздором тех умников, кто во что бы то ни стало хотел приравнять русалочью расу к простым рыбам и разрешить отлов.

Если бы эти чванливые умники увидели то, что видел теперь Эмиль, они бы наверняка попадали со своих удобных кресел, все как один надели бы пенсне и приблизили свои лоснящиеся щеки к тайной жизни озерного мира, гадая, какую практическую пользу можно извлечь из этого поистине ошеломляющего открытия и как распорядиться прибылью.

К счастью, они никогда не увидят этой красоты. А ему, Эмилю, оказали такую честь. Впустили в чужой дом, куда, вероятно, никогда не пускали никого из человеческого рода.

Заросли кувшинок внезапно кончились, и они с русалом вплыли в просторную водную долину из намытого течением чистого песка.

Солнечный свет лился сюда равномерно и щедро. Оранжевый закат за толстым слоем чистой воды выглядел невероятно.

Все краски теплой палитры и зелень самой воды переливались от постоянного движения света. И в нем купался подводный город русалок. Дома напоминали рассыпанные по дну полусферы, одиночные или слепленные из нескольких сегментов. Их было около двух десятков. Их окружали клумбы из водорослей и каких-то мелких ярких цветочков. Над домами на плетеных ниточках поднимались наполненные воздухом пузыри. Этих пузырей разной формы было очень много, они бликовали яркими солнечными пятнами и неспешно колыхались от движения воды, касались друг друга, как живые.

В окна домов вплывали рыбки, а над клумбами крутились маленькие русалята, детишки, такие же игривые и подвижные как детёныши любого представителя животного племени. Бедный, спрятавший голову в панцирь рак служил им игрушкой.

Взрослая русалка, присматривающая за детьми, заметила Эмиля и его сопровождающего, отчего сначала чуть склонила голову, а потом метнулась к играющим, схватила одну крохотную русалочку за руку и быстро, как испуганная рыбка, юркнула с ней в круглое отверстие в стене дома.

Эмиля на миг кольнуло неприятное чувство, что когда-то подобное уже случалось с ним. Да, было. Тогда перед штурмом Южных Чуч. Хозяйка и девочка. Какое странное, нелепое совпадение.

Сердце Эмиля и ум его взволновались с необычайной силой. Ему показалось, что он не на дне широкой протоки, а посреди океана, где до берегов не доплыть, да и есть ли эти берега вообще, или весь мир стал водою… Он подумал, что так и выглядел древний мир, тот, другой, водный, что однажды встретился с древним миром людей на перекрестке реальностей. Мир тех, кто испокон веков строил свои дома в океане.

Цивилизация, пусть скромная, но все же… результат разумного труда, иной культуры. Наверняка Итта не раз здесь бывала. Наверняка она знала о тайной жизни русалок, и, возможно, знает еще и не такое… о чем не рассказала ему…

Голова закружилась. В висках сильно запульсировала кровь. Лицо стало покалывать.

Слишком концентрированный для дыхания кислород. Нельзя волноваться, это поднимает давление, — понял Эмиль и сосредоточился на том, чтобы вдыхать через губку медленнее и реже.

Ровное дыхание успокоило. Давление стабилизировалось, но русал, заметив изменения в поведении гостя, остановился, повернулся к Эмилю и притянул его бледное лицо к своему хищному и скуластому. Прозрачным пальцем оттянул Эмилю нижнее веко, желая удостовериться, что мальчик в порядке.

В больших, круглых глазах с длинными рыбьими зрачками мелькнуло совершенно человеческое любопытство, и благоговейный испуг. Такой же, какой он видел в глазах угрюмых фей, когда те узнали в нем некого мессира и такой же, какой был у гигантской сороконожки, что пила кровь Дамины Фок. Вот и отгадка, — поразился Эмиль. — Вот почему я здесь. Русал тоже принял меня за мессира, за кого-то того, кого стоит уважать и бояться…

Рыбки-волосы сбили его с мысли, они гурьбой полезли ему в лицо, тоже желая заглянуть в человеческие карие глаза своими рыбьими глазками-бусинками. Но русал не позволил, оскалился на них, и те отпрянули, сбились на затылке хозяина в тугой шевелящийся хвост.

Русал указал Эмилю в сторону возвышенности, где один на другой были уложены плоские валуны, — мол, тут уже недалеко, — и снова потянул Эмиля за собой.

Они вплыли на каменную возвышенность, откуда открывался широкий вид на русалочий город. Толща воды размывала очертания предметов вдали, и нельзя было сказать наверняка, где этот чудный город заканчивается.

Здесь русал приказал Эмилю ждать. Он отпустил его руку, а сам замер чуть поодаль — могучий, гордый и совсем непонятный Эмилю.

Эмиль чувствовал себя глупо. Он старался дышать ровно «на восемь», но голова все равно кружилась, и к тому же он стал замерзать. Что ему делать дальше? Зачем его привели сюда и зачем все эти хлопоты о его состоянии? Ему нужна была Итта. Это он знал. Он попытался жестами спросить у русала о ней. Показал наверх, обрисовал рукой вокруг своей груди круги. Осознал, что все это выглядит нелепо, смутился.

Но русал его понял. Моргнул горизонтальными веками и улыбнулся, обнажив острые щучьи зубы. Улыбка его напоминала улыбку Белого короля с парадного портрета, висящего в холле коммерческого факультета. Снисходительная, самодовольная улыбка, под которой не счесть опасных зубов.

Русал сделал перепончатой рукой успокаивающий жест — мол, жди, — а затем взмахнул этой рукой так, словно дал знак кому-то невидимому.

Внезапно тихая вода вокруг Эмиля закипела. Свет померк. Его затмила налетевшая стая разноцветных водных феек, что веером закружила вокруг Эмиля, а когда, накружившись, бросилась врассыпную, все дно вокруг каменного возвышения, кишмя кишело озерным народом.

Если бы рот Эмиля не был крепко-накрепко заткнут озерной губкой, он бы, честное слово, раскрыл его от удивления.

Здесь было множество русалок, русалов и русалят. Здесь крутились стаи серебряных пескариков, краснохвостых окуньков и коричневых с желтыми пятнами щерей.

Одинокие зеленые щуки юркали между камней, толкая хвостами раков, огромные гнилые булаги ворошили щупальцами песок, поднимая песочные облачка. Тут же плавали губки, мелкие рачки и головастики.

Озерный народец все прибывал и прибывал под камень. Седоусые сомы царапали животами дно, быстрыми молниями носились плотвички.

Все крутилось и носилось вокруг каменного возвышения, на котором стоял высокий мальчик в коротких черных трусах с красной озёрной губкой во все лицо.

А потом это хаотичное движение враз замерло, все расступились, образов свободный коридор, по которому к каменному возвышению вплыли два гигантских тритона.

Эмиль читал, что в древнем мире тритоны были величиной с палец, а потом мутировали до размеров крупного сома, но этот тритон скорее напоминал подросшего теленка.

Тритоны тащили за собой обычные рыбацкие сети, полные речных и озерных ракушек. Когда сети доволокли до подножия камней, к ним подплыли несколько раков, которые в нескольких местах перекусили веревки своими клешнями, и ракушки посыпались на песок сплошным пестрым ковром.

Вслед за тритонами по коридору прибыли рыбки-чоты с цветами в зубах. Такими, какие Эмиль видел на клумбах возле русалочьих домов. Рыбки-чоты подплыли так близко, что Эмиль смог рассмотреть их красно-голубые полосатые спинки. Они положили цветы к ногам Эмиля и удалились хвостами вперед.

Все было как в странном сне, все было прекраснее чем во сне и тяжелее чем во сне. Голова кружилась сильнее. Пальцы ног онемели. Эмиля стало подташнивать. Он с горечью подумал, что рот его закупорен намертво, а значит вытошнить не получится.

И тогда он услышал музыку. Это была удивительная подводная музыка. Вибрация подобная песне ветра в трубах или гулу в железной дождевой бочке. когда та пуста… Но тоньше, стройнее, нежнее и объемнее… Сначала музыка звучала так тихо, что Эмилю показалось — это слуховые галлюцинации, вызванные давлением воды. Но когда вибрации набрали чистоту, стало ясно, что это нечто, ничем не похожее на музыку, но все же музыка, несущая состояние, эмоцию.

Вибрировали ракушки. Их ковер у подножия каменного возвышения ходил волнами, как струны внутри рояля. Вот только самого пианиста было не видно.

Эмиль отвлекся на ракушки, пытаясь разгадать принцип извлечения столь мощной и стройной вибрации. Тошнота прошла. А с ней прошел страх. И как только страх прошел, Эмиль понял, что он все же был. Страх перед всяким новым, свойственный любому живому существу, уязвимому в своем хрупком теле и нежной психической функции ума.

Все ушло. Музыка все растворила.

Тихое звучание, похожее на игру варгана, она заставила озерный народец притихнуть, стаи рыб покачивались в медитативном трансе, раки шевелили клешнями, русалки совершали плавные движения руками и их рыбки-волосы тоже медленно танцевали, сплетаясь и расплетаясь.

Вода будто бы дрожала, по крайней мере изображение зарябило, расплылось, и розовый свет от далекого солнца стал похож на возбужденный румянец юной девы.

Тогда из глубины озера медленно вплыла речная лошадка. Полупрозрачная, с вытянутой мордочкой и длинными как у сома усами — вожжами, с изогнутой спинкой и с большим рыбьим хвостом.

Верхом на морской лошадке сидела Итта.

Эмиль сразу заметил, что Итта сидит неловко, словно опасается упасть, что она изо всех сил вцепилась в лошадкину шею.

Итта была совершенно голая. Ни лифчика, ни трусиков. Смуглая иттиитская, покрытая островками из чешуи кожа блестела, черные волосы веером плыли за плечами, и обнаженная грудь — ее иттина грудь с неприлично торчащими сосками заставила Эмиля сглотнуть и поперхнуться кислородом.

Иттины глаза, слегка чернее обычных, но совершенно те же, любимые, смотрели на Эмиля с искренним испугом.

Боялась она за него, или за себя — Эмиль не разобрал.

Он дернулся ей навстречу. Русал сделал останавливающий жест, но не схватил Эмиля, а так и остался стоять поодаль.

Речная лошадка остановилась в нескольких метрах от камня, повела прозрачным хвостом. И тогда солнечный свет снова померк. А в следующую секунду Итту и Эмиля окружила стая светящихся водных феек. Тысяча феек. Они прижались к коже Итты сплошным трепещущим полотном, их прозрачные плавники-платьице соткали на ней удивительное живое платье, переливающееся перламутром, с широкой пелериной у ног. Пологом легли ей на голову.

Не сводя глаз с Эмиля, Итта пошевелилась, дотронулась до платья, фейки тотчас бросились по сторонам, пелерина исчезла, но быстро собралась вновь. На этот раз еще пышнее. Платье жило и кружило вокруг Итты само по себе.

Справа и слева к Итте подплыли две русалки, подняли ее с лошадки за руки и повели к Эмилю.

Так вот оно что! Вот что здесь происходит…

Эмиль понял все враз. Да это же свадьба. Их с Иттой свадьба. Они, эти подводные жители, вручают ему, пятнадцатилетнему трусливому мальчишке, ее, волшебную девочку, вручают, как невесту. Отдают. Ему, не Эрику.

Кровь хлынула Эмилю в лицо. Ему показалось, что ноги его немеют, а в пальцах рук начинается неприятное покалывание.

Озеро Фех смотрело на него с почтительным уважением. Смотрело, как он протягивает руки и принимает у русалок свою Итту, похожую и непохожую на ту девочку, в которую он влюбился в прошлом декабре и которой сделал предложение на берегу другого озера. Но разве все озера планеты — не сообщающиеся сосуды? Разве некому было узнать, что «мессир» вознамерился жениться на иттиитке…

Итта обняла его, прижалась щекой к его груди, и фейки сразу бросились врассыпную, платье исчезло. Он почувствовал прикосновение ее грудей к его телу, ее нежные ладони на своих плечах. Наверное ей было страшно, наверное ей было не по себе, неловко от своей наготы. Наверное… Эмиль уже ничего не мог анализировать и ни о чем не мог думать, не мог считать «на восемь». Просто не хотел. Мир важного стремительно сузился до любимого существа, которое прижималось к нему и которое он держал в своих объятиях.

Водные фейки соткали новый полог, укрывший влюбленных от всех прочих гостей, пришедших засвидетельствовать их союз. Эмиль крепко прижал к себе Итту, по щеке его прошла судорога, он глубоко вдохнул и потерял сознание…

Продолжение следует...

Автор: Итта Элиман

Источник: https://litclubbs.ru/articles/60267-belaja-gildija-2-chast-70.html

Содержание:

Книга 2. Новый порядок капитана Чанова

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также:

Wiki